Вальтер Шелленберг - Мемуары [Лабиринт]
В бога как такового он не верил, веря только в кровную связь поколений и отрицая дальнейшую жизнь после смерти. Часто он цитировал Эдду: «Все пройдет, ничего не останется, кроме смерти и славы деяний». Важной чертой в характере Гитлера была его способность к внушению, которая позволила ему в течение двенадцати лет быть повелителем восьмидесятимиллионного народа. И он умел пользоваться этой способностью — она проявилась не только в том, что он имел обыкновение подчинять и делать себе послушными многих из своего окружения, он использовал ее очень охотно для того, чтобы создать у своих собеседников впечатление о себе, как о человеке, обладающем незаурядным интеллектом и глубокими знаниями. Это впечатление он стремился усилить благодаря умению дискутировать. Это удавалось ему мастерски. В споре он умел переубедить даже опытных специалистов. Контраргументы приходили им в голову в большинстве случаев только после того, как за ними захлопывалась дверь рейхсканцелярии и когда они, по здравом размышлении, обнаруживали, насколько неубедительными были доводы Гитлера. Его пристрастие к древней германской истории, изучение источников нордической культуры и прежде всего арийских народов явились той основой, на которой в значительной мере строилась его расовая теория о превосходстве германских народов и на которую опиралось его неприятие смешанных рас. На этой же основе выросла и его первоначальная концепция единения с Англией, «братским германским народом». Это единение предполагалось осуществить всеобъемлюще, слить воедино биологический и политический потенциалы обоих народов и противопоставить их величайшему врагу Запада, «коммунистическому недочеловечеству». При этом он был твердо убежден, что Сталин с 1924 года, в соответствии с гигантской тайной программой осуществляет систематическое расовое смешение народов Советского Союза, стремясь к преобладанию монголоидных элементов. Многочисленные разведывательные сообщения о действительном положении дел в России не могли заставить его отказаться от этой навязчивой идеи.
О ненависти Гитлера к евреям я говорил в начале 30-х годов с одним из своих старших коллег, врачом д-ром Г. в Мюнхене. Из этой беседы я вынес первое представление о том, как далеко зашел фанатизм Гитлера в этой области уже тогда. Д-р Г. был приверженцем так называемого «астрологического маятника», искусства, которое, якобы, позволяло ему без труда выявлять среди прочих людей евреев и полукровок. Гитлер, по его словам, много раз поручал ему такие задания.
Еще одним человеком, утвердившим Гитлера в его антисемитских взглядах, был австрийский инженер Пляйшингер. От него Гитлер перенял так часто цитировавшееся впоследствии выражение: «Евреи — это опаснейшие микробы разложения; они способны только к аналитическому, а не синтетическому мышлению». Пляйшингер подал Гитлеру идею внутренней организации партии на основе иерархической системы католической церкви. Он был также автором известных идей о «политике большого пространства». Кроме того, он снабжал Гитлера работами по военному искусству, из которых тот почерпнул свои познания о массовых и народных армиях, о значении в будущем специальных соединений, о летчиках-камикадзе и т.п. Однажды я был свидетелем разговора, когда Гитлер заявил, что в 2000-м году вообще не будет пехотных подразделений, а только одноместные танки. Эти танки, говорил Гитлер, будут работать не на жидком топливе, будут оснащены новым наступательным оружием и в радиусе до двух тысяч километров не будут нуждаться в снабжении.
Убеждение Гитлера в своем мессианстве с годами настолько усиливалось, что все больше и больше приобретало все признаки болезненной одержимости. После смерти Гейдриха мне предоставилась возможность ознакомиться с некоторыми заключениями личных врачей Гитлера — Морелля, Брандта и Штумпфэггера, а также побеседовать с профессором де Кринисом о все более тяжелом состоянии нервной системы Гитлера. С 1943 года (после Сталинграда и поражения в Северной Африке) в результате нервного переутомления и перенапряжения все более заметными стали признаки болезни Паркинсона, приведшей его к нервному параличу. В этот период стремление Гитлера к уничтожению евреев возросло еще больше. Чаще, чем когда-либо, он разражался ругательствами в адрес «международного еврейства», в котором он видел главного виновника военных поражений. С этой точки зрения он отнесся и к конференции в Касабланке, на которой Черчилль и Рузвельт выдвинули требование безоговорочной капитуляции Германии — они были для него не чем иным, как «орудием евреев».
По мере обострения возбудимости Гитлера, росло количество бесчисленных приказов и указаний, которыми он засыпал всех своих сотрудников, руководителей ведомств и чиновников. При этом редко бывало так, чтобы один и тот же приказ не был отдан одновременно двум лицам или двум учреждениям одновременно. Такое дублирование он называл «естественной конкуренцией в работе», «способом повышения производительности труда» и тому подобными терминами. Как-то он сказал: «Надо, чтобы люди суетились, ведь от трения возникает теплота, а теплота рождает энергию».
Когда я снова через длительное время в середине 1944 года увидел Гитлера — я тогда с Гиммлером докладывал в штаб-квартире фюрера — я просто испугался. Глаза Гитлера, обычно притягивавшие к себе, были усталыми и утратили свой блеск. Спина заметно согнулась, движения были медленными и тяжеловесными. Его левая рука дрожала так сильно, что он постоянно придерживал ее правой. И только голос был еще ясным и полнозвучным.
Гитлер коснулся, на основе представленных мной разведывательных сообщений, некоторых проблем на Балканах, особенно отношения югославского генерала Михайловича к англичанам, отношений англичан с Тито, а также положения на Ближнем Востоке. После этого он посмотрел на меня пронизывающим взором и сказал: «Я регулярно читаю ваши доклады „Эгмонт“ [13]. Затем последовала пауза. Слова, произносимые в душной атмосфере бункера, звучали обвиняюще, как будто выносили приговор. «Запомните одно, Шелленберг, — продолжал громовым голосом Гитлер, — в этой войне нет места компромиссам, возможна только или победа, или гибель. Если немецкий народ не справится со своими задачами, он погибнет». И затем он произнес незабываемую для меня фразу: «Да, тогда он должен погибнуть, должен вымереть. Ведь лучшие сыны народа падуг в борьбе, а оставшиеся должны уступить место биологически более сильному противнику. Если немецкий народ не победит, конец Германии будет ужасен. Но большего она, в таком случае, не заслужила».
Перед нами было воплощенное безумие.
ОПЕРАЦИЯ «УЧЕНИЯ НА ВЕЗЕРЕ» — НАСТУПЛЕНИЕ НА ЗАПАДЕ — ОПЕРАЦИЯ «МОРСКОЙ ЛЕВ»
План немецкого наступления — Приказ № 1 о соблюдении секретности — Действия разведки по подготовке «Учений на Везере» — Меморандум голландскому и бельгийскому правительствам — Разведка во время наступления на Западе — Колебания Гитлера после Дюнкерка — Подготовка к вторжению в Англию — Отмена приказа — Водобоязнь Гитлера.
Наконец-то теперь у меня был самостоятельный участок работы — руководство отделом IVE, в результате чего я возглавил немецкую контрразведку (внутри страны). Для меня начались беспокойные дни, полные забот, единственной возможностью для отдохновения часто оставались лишь непродолжительные прогулки верхом по утрам. Сразу же в начале 1940 года нашей разведке пришлось разгрызть весьма неприятный «орешек»: оперативный план нашего наступления на Западе попал в руки противника! Гитлер бушевал. Свой гнев он направил в особенности против военной разведки, возглавляемой адмиралом Канарисом. Случилось следующее: офицер, имевший приказ передать план выступления одной из комендатур вермахта на Западе, встретился в Мюнстере, проездом к месту назначения, со своим приятелем, майором ВВС, который уговорил его прервать поездку и отметить встречу. Встреча превратилась в веселую пирушку и курьер опоздал на поезд. Чтобы наверстать упущенное время, майор ВВС вызвался доставить своего друга в Кельн на небольшом самолете. Однако погода в эти утренние часы была такой плохой, что из-за недостаточной видимости машина сбилась с курса и в конце концов должна была совершить вынужденную посадку в Бельгии, близ Мехельна. Попытка уничтожить секретные документы окончилась неудачей, так как офицера и летчика сразу же арестовала бельгийская полиция. После этого офицеры попытались еще раз сжечь бумаги в печи полицейского участка, однако, к сожалению, незадолго до этого печь набили углем, так что документы лишь обгорели, но не были уничтожены. Бельгийцы вполне могли разобрать каждое предложение в документах, но сначала они думали, что их намеренно вводят в заблуждение. На самом же деле все документы были подлинными, хотя и представляли для противника небольшую ценность; в них излагался старый план Шлиффена, получивший по инициативе Гитлера новую редакцию. Тем временем генерал Манштейн как раз в те дни и без того работал над проектом нового оперативного плана, по которому впоследствии и осуществлялось наступление на Западе.
